Неточные совпадения
Пугачев грозно взглянул на старика и сказал ему: «Как ты
смел противиться мне, своему государю?» Комендант, изнемогая от
раны, собрал последние силы и отвечал твердым голосом: «Ты мне
не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!» Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком.
— Да-с, но ведь
заметил он отпертую дверь
не когда очнулся от
раны, а еще прежде того, когда только он входил в сад из флигеля.
Я спешно стал снимать с него верхнюю одежду. Его куртка и нижняя рубашка были разорваны. Наконец я его раздел. Вздох облегчения вырвался из моей груди. Пулевой
раны нигде
не было. Вокруг контуженого места был кровоподтек немногим более пятикопеечной монеты. Тут только я
заметил, что я дрожу, как в лихорадке. Я сообщил Дерсу характер его ранения. Он тоже успокоился.
Заметив волнение, он стал меня успокаивать...
— Цыц, язва долгоязычная! — крикнула она. — Смотрите, какая многострадальная выискалась. Да
не ты ли, подлая, завсегда проповедуешь: от господ,
мол, всякую
рану следует с благодарностью принять! — а тут, на-тко, обрадовалась! За что же ты венцы-то небесные будешь получать, ежели господин
не смеет, как ему надобно, тебя повернуть? задаром? Вот возьму выдам тебя замуж за Ваську-дурака, да и продам с акциона! получай венцы небесные!
Вот тебе сведения,
не знаю, найдешь ли в них что-нибудь новое. Я думаю, тебе лучше бы всего через родных проситься на службу, как это сделал Александр Муравьев. Ты еще молод и можешь найти полезную деятельность. Анненкова произвели в 14-й класс. Ты знаешь сам, как лучше устроить. Во всяком случае, желаю тебе успокоиться после тяжелых испытаний, которые ты имел в продолжение последних восьми лет. Я
не смею касаться этих
ран, чтобы
не возобновить твоих болей.
— Я только того и желаю-с! — отвечал ему Вихров. — Потому что, как бы эти люди там ни действовали, — умно ли, глупо ли, но они действовали (никто у них
не смеет отнять этого!)… действовали храбро и своими головами спасли наши потроха, а потому, когда они возвратились к нам, еще пахнувшие порохом и с незасохшей кровью
ран, в Москве прекрасно это поняли; там поклонялись им в ноги, а здесь, кажется, это
не так!
То-то вот: коли хороший жернов, так и стар, а все свое дело сделает!» Стариковская похвала оправдывалась, впрочем, как нельзя лучше на самом деле: подобно старому воину, который в пылу жаркого рукопашного боя
не замечает нанесенных ему
ран, Глеб забывал тогда, казалось, и ломоту в ребрах, и боль в пояснице, забывал усталость, поперхоту и преклонные годы свои.
— Ну, однако, довольно, monsieur Истомин, этой комедии. Унижений перед собой я
не желаю видеть ничьих, а ваших всего менее; взволнована же я, вероятно,
не менее вас. В двадцать четыре года выслушать, что я от вас выслушала, да еще так внезапно, и потом в ту пору, когда семейная
рана пахнет горячей кровью, согласитесь, этого нельзя перенесть без волнения. Я запишу этот день в моей библии;
заметьте и вы его на том, что у вас есть заветного.
Когда Федосей, пройдя через сени, вступил в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при виде таких прелестей и такого страдания: на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою рукою; ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас
заметить, что с давних пор ни одна алмазная слеза
не прокатилась под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее слезы превратились в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы оставляет на нем глубокие следы, как бедный пешеход оставляет свой след на золотистом дне ручья; ручей — это надежда; покуда она светла и жива, то в несколько мгновений следы изглажены; но если однажды надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых
ран, покрытых одеждою приличий.
Нельзя было
не заметить, что поэт, искренне любивший красавицу жену, носил в груди горячую
рану, нанесенную черными глазами Варвары Андреевны.
Прапорщик повиновался; но в выражении, с которым он взглянул на веселого доктора, были удивление и упрек, которых
не заметил этот последний. Он принялся зондировать
рану и осматривать ее со всех сторон; но выведенный из терпения раненый с тяжелым стоном отодвинул его руку…
Один раз мы подошли было близко к тигру. Он забрался под бурелом и лежал на боку, видимо, зализывая
рану. Он так был занят этим делом, что
не заметил, как мы подошли к нему почти вплотную.
Что было делать? Мы останавливали повозки, просили скинуть часть груза и принять раненого. Кучера-солдаты отвечали: «
не смеем», начальники обозов, офицеры, отвечали: «
не имеем права». Они соглашались положить раненого поверх груза, но раненый так здесь и очутился: с
раною в животе лежал на верхушке воза, цепляясь за веревки, — обессилел и свалился.
Он
не упрекал и
не стыдил его, он даже, казалось,
не замечал угнетенное положение его друга и в силу этого гораздо вернее приближался к цели, с особою чисто женскою нежностью и необычайным искусством вливая целительный бальзам утешения в душевные
раны Зарудина.